498240d0     

Первенцев Аркадий - Секретный Фронт



Аркадий Алексеевич ПЕРВЕНЦЕВ
СЕКРЕТНЫЙ ФРОНТ
Ч А С Т Ь  П Е Р В А Я
Глава первая
Лето выдалось жарким. Весь месяц в выцветшем небе ни единой хмарочки.
Раньше обычного выколосились и созрели хлеба. Никли и высыхали подсолнухи.
Пожухла кукуруза, початки не переламывались у стержня, как бывало при
хорошем наливе. Перепаханные войной сенокосные угодья почти не дали отавы.
Пыль на грунтовых шляхах от проходящих машин, поднявшись, долго
висела в воздухе. Мельчайшая пыль, истертая шинами боевых машин, размятая
по колесную ступицу, не пыль, а сухая вода плыла, колыхалась при малейшем
движении ветра.
Черепичные крыши западноукраинского городка Богатина будто покрылись
пеплом; не узнать улиц, прежде горевших багрянцем черепичных крыш в
утренние и закатные часы. Белые трубы, курчавины дыма, опаловый воздух.
В райкоме партии окна отворялись только после спада зноя. От мошкары
защищали металлические сетки, от лихих людей — посты; предосторожность не
лишняя.
Секретарь райкома Павел Иванович Ткаченко готовился к докладу на
активе. Перед ним стоял кувшин охлажденной воды, лежала пачка тоненьких
«гвардейских» папирос, на плече висел холщовый рушник — Ткаченко то и дело
утирал вспотевшее лицо, шею, грудь. Он снял гимнастерку, распустил ремень
на фронтовых полугалифе, под сиреневую трикотажную майку наконец-то
пробралась прохлада. И мысли потекли живее, и рука проворнее побежала по
бумаге.
Актив собирали по поводу нового обращения ЦК Коммунистической партии
Украины «К заблудшим и обманутым сынам», продолжавшим антисоветские
действия, руководимые из-за рубежа Степаном Бандерой.
Позвонил редактор районной газеты, желая согласовать передовицу,
попросился на прием.
— Заходь, шановный товарищ, — ответил Ткаченко.
Во вчерашнем номере республиканской газеты были обнародованы
воззвание и условия амнистии. Утром из Киева передавали по радио
официальные материалы. Тон выдерживался спокойный, сдержанный, без
нажимов; об амнистии говорилось наряду с другими важными делами — просто и
значительно.
А редактор принес напыщенную, лозунговую статью.
— Э, шановный товарищ, треба проще. Мы вызываем из схронов не дуже
ярых грамотеев, обращаемся в основном к дремучей силе. А вы пишете
передовицу этаким, простите, суконным языком, будто сухие цветы
преподносите: ни запаха, ни красок — одна пыль.
— Передовица же, Павел Иванович. Положено писать ясно и броско.
— Ясно, да. А вот насчет второго сомневаюсь... Надо толково
разъяснить систему повинной, назвать адреса, куда являться да и к кому.
Все точно и, главное, просто. Завитушки пользы не принесут. — Ткаченко
открыл чистый лист блокнота, крупным, угловатым почерком написал:
«Объяснить, как будет с работой, с жильем, с оформлением прав на
жительство, с продкарточками». Написав, вырвал страничку, подсунул под
потный палец редактора. — Те, кого один раз обманули, не захотят быть
обманутыми дважды. — Ткаченко подумал, взъерошил волосы, прошелся по
кабинету, заложив руки в карманы суконных полугалифе. — Подберите письма
ранее амнистированных — они у нас есть, — организуйте выступления, и так
же спокойно, солидно, без словесной трескотни...
На редактора было потрачено не меньше получаса, а время-то не
остановишь. Подходили машины. Доносились хриплые голоса. «Глоткой еще
берем, глоткой, — сокрушенно думал Ткаченко. — Буду говорить тихо, боже
упаси орать. Горло драть нечего. Надо выманивать людей из леса, из щелей,
из схронов...»
В Богатинском районе крутогорье и густолесье. Начал



Содержание раздела